Тексты песен группы "Земля Санникова" и просто лирика Владимира Шамова
На главную
Здесь вы сможете ознакомиться с поэтическим творчеством Владимира Шамова

***
У излучины чёрной реки,
Где гудки и кругом огоньки,
Там сидят до утра рыбаки,
А у них поплавки и крючки.

Если в чёрную воду войдёшь,
То тотчас на крючок попадёшь,
И отдашь ты, горе – пловец
Всё тепло своих красных телец.

Если вырвешься, то в юдоль,
И всю жизнь будешь чувствовать боль,
Ведь под левым твоим плечом
Заржавеет она крючком.

Если лесу порвёшь над волной,
Поплывёт поплавок за тобой,
Но во всех, у кого поплавки,
Тычут пальцами дураки.

Пусть тебя не зовут гудки
У излучины чёрной реки,
И не манят в ночи огоньки,
Ведь не дремлют те рыбаки.

Да и вовсе то не гудки,
Это в жертву впились крючки.
То совсем не огни горят,
Это блёсны в ночи блестят.



***
От бога до устрицы.
От нового русского,
От думы, от имени
Заговори меня.

От белого, красного,
Бутылочки “красного”,
От церкви, политики
Заговори меня.

От библии меченой,
От “доброго, вечного”,
От карты краплёной
Заговорённый.

-----------------------
медленно пить вино
давиться каждым глотком
падать на самое дно
разврата и быть говном.

вены свои потерять
потому что жестокий шприц
никак не может попасть
в область пустых глазниц.

кончиться наконец
и отойти вникуда
чтобы кто-то сказал:
ярче горит звезда



Расстрельная песня.

Ангел поет на костеловом шпиле:
"Аве Мария, Аве Мария,
Аве Мария, Мария моя,
Варшава моя и Гранада моя!"

Когда-нибудь, перед рассветом,
Перед машинкою расстрельной,
Перед законом о расстреле
И изуродованной верой…

Мешают крылья за спиною.
Как трудно быть самим собою
И обрести простое счастье
С подтеком крови на запястье…

Но за руки тебя поддержит,
Тебе воздушный шар надует
Неумирающая надежда,
Управляющая полетом пули.

И ты, взлетев над облаками,
Над самолетами - коврами,
Услышишь песню предрасстрельную-
Простую песню колыбельную-

То ангел поет на костеловом шпиле:
"Аве Мария, Аве Мария,
Аве Мария, Мария моя,
Варшава моя и Гранада моя!"

2003 г.

Монголка

Где полынный истоптанный плед
Еще дышит недавней грозою,
Серебрится кочевника след
Под таинственной птицей-луною.

Вот покой, что же может еще
Посоперничать с этим покоем,
Когда воздух степным сургучом
Запечатан монгольской ордою!

И не смогут его воскресить
Ни поэт, ни писатель, ни лирик,
Потому что забыли спросить,
Как по воздуху крылья скользили.

Безраздельно господствуя здесь,
Этот след затерялся в России.
"Ты монголка", - поет благовест,
"Ты монголка", – поют соловьи мне.

Это смерч впереди чудака,
Свое тело оперши на посох,
Раскидал для тебя океан
И кораллы, как звездное просо.

Сорок лет ты летела ко мне
Через сказку библейской пустыни,
Над звездою кочевных племен,
Как всегда, твои крылья скользили.

"Ты еврейка", - мне Мойша сказал,
"Ты грузинка", – сказал генацвали,
"Аргентинка", – танцор прошептал,
"Китаянка", – Конфуций писал мне.

Ты летела ко мне через все
В позабытую всеми Россию.
Это я для людей перевел,
Как по воздуху крылья скользили,

Чтоб забытые черновики,
Что от времени ветхими стали,
Невостребованные стихи,
И фарфор, и подарок хрустальный,

Чтоб гитары моей силуэт
И на полках пластинки и книги...
Чтоб не чья-то рука, а твоя
Охраняла все это от пыли.


2004 г.

+++
маятниковый ветер
за небосводом дует
странные перекрёстки
под небосводом есть

если качнётся небо
счастье меня разбудит
если земля качнётся
тихо поставят крест

кто-то жопу подставил
пусть ему будет проще
где-то на дне улыбки
в горле ночует ком

странное время – память
странное место – Польша
если мы не ошибка
…………. станет потом

больший не скажет меньше
меньший не хочет больше
в сердце презерватива
стадо мёртвых детей

судьбе лишь один из тысяч
нужен
увы не больше
маятник не качнулся
боже храни блядей



ЭТЮД

1.
Окно и стакан воды -
Как дверь, как зеркальный этюд,
Извечен их обоюд.
И если ту воду пьют,

То видят вдали пруды.
А если выходят в дверь
Под шорох ангельских крыл,
Как сильно бы ты не любил,

И сколь высоко не парил,
Не избежать потерь,
Закроет разлука дверь.

2.
И чтобы таблетку запить
Не хватит в стакане воды.
И примут тебя пруды,
Что в двух минутах ходьбы.

И люди смогут забыть,
Но этот этюд не затмить.
Окно и стакан воды-

Тропинка в зеркальный мир...




Прощальная.
Мы били фарфор о крапленые карты,
Которые нежно раскинула ты.
Я вырос не здесь, а среди полустанков,
Под траурным светом полярной звезды.

Ты видишь, я ангел, а вот мои крылья.
Не видишь? Их просто рюкзак поприжал!
Мои километры, парсеки и мили...
Архангел трубит, мне пора на вокзал.

Благое тепло переходы сулили,
Их матовый свет уже был мне родной,
Как будто на корточках тени скользили,
На цыпочках плыли стеною другой.

Оплачено все, и не нужно квитанций,
В кармане билет, заколочен мой дом.
...Так буря, что ночь бушевала над станцией,
Вагоны с людьми замела песком.

2003 г.
* * *
Есть ли за сотню лье от меня
И за сотню лет от тебя
Пересечение параллелей
В точке А или Я?

И в этом центре моих орбит,
В домике небольшом
Как-нибудь в полночь меня напои
Вересковым вином.

Уже ль по тебе расстрельно болят
Значки васильковых полян,
И бред оборачивает зрачки
В траурный целлофан?

Так стоит в ожидании рать
Вблизи кровавой войны
И так не дрожит озерная гладь
От камня и бечевы...

Но я почувствую кожей век,
Когда задрожит штурвал,
Когда запляшет на серой луне
Траурный карнавал,

Когда на твоей орбите сгорит
Над Тунгуской шестая ступень,
И, сузив зрачки на метеорит,
В скалы уйдет олень.

Мой НЛО через сотню лье
Маяк над тайгой зажжет,
Чтобы продолжила ты ко мне
Свой бесконечный полет,

Чтобы в точке моих орбит,
В домике небольшом,
Ты напоила меня и впрямь
Вересковым вином.

2004 г.


ПТИЧКА

Когда по-над синему тонкому льду
Дрожащий взлетит кулик,
Когда уходящую в даль тайгу
Захлестнет безымянный крик,
Француз приспустит берета грань,
Американец флаг,
Русский опустит не допит стакан,
Пожарник напорный шланг,

Иешуа, сделав лицо поумней,
Скажет: "Блажен, кто орет"...
А это лишь под подошвой моей
Треснул тончайший лед.

А это тяжелой удавки капрон
Нагнул еловую ветвь,
А это без времени, и без времен,
И не допить, не допеть,
А это кому- то вновь по рукам
Прошла холодная бля...
А эта птичка на синих льдах
Сидит только жизни для.


22 мая 2004 г.



Поэма "ИКС"
-----------
1.
В накидках цветных пилигримы
Подобны бабочкам ярким.
Их лица раскрашены гримом,
А я - ребенок в кроватке.

Впорхнули к нам пилигримы,
Улыбались, корчили лица,
Целовали, испачкали гримом.
Я знал - среди них убийца.

Меж них я видел двух женщин,
Двух - красоты неземной.
Любовь и смерть это сестры
Близнецы, что всегда со мной.

И, уходя, на прощанье
Они сыграли "каприз".
Это моя пентаграмма,
Мое ожидание "ИКС".

2.
И вот на закате, летом,
Алая, будто кровь,
Любовь расплескалась по рекам,
Я пил эту суку- любовь.

А после в страшном припадке
Я корчился животом,
Ведь то, что казалось сладким,
Ядом стало потом…

Были минуты славы,
Зал с потрохами был мой.
Но за кулисами, справно,
Сестры стояли с косой.

А после было похмелье,
И я проглотил настой.
У людей короткая память,
Если пройтись косой.

И снова в депрессии длинной
Я был как печальный мим.
Пилигримы, они как мимы,
Дай им накидку и грим.

Но сердце стучит, ты слышишь,
Я не хочу ко дну.
Пилигримы натянут финиш,
Если опять стартану.

3.
Я знаю, что рай придуман,
Я знаю, что саду не цвесть.
И жизнь это злая шутка,
Когда пилигримы есть.

И теперь, поднимая гардины,
Я вижу любовь с косой.
О, где вы мои пилигримы,
О, где ты убийца мой…

Герда.

В тумане север. Он утопил
Морошки желтые капли,
А ты вязала варежки мне
И дарила шарфы.
На перекрестках чужой зимы,
Где Герда искала Кая,
Сияньем северным их любовь
В небе зажгла цветы.

Я видел ягоды на полях,
Но уходила осень.
Остался инеем навсегда
В памяти белый день.
О чем еще ты мне напоешь,
О чем ты меня попросишь?..
В небе кометой седая вдова
И красавец олень.

Разбойник старый сложит костер
И пригласит погреться,
И я усну от его тепла,
А после, замерзнув, проснусь.
И пусть оно ушло навсегда,
Твое холодное детство,
Но, милая Герда, я женат,
Иль никогда не женюсь.

2003 г.
Персия.

Где ты, моя Персия?
На каком километре пути?
Знают лишь ветер да песня,
Как мне тебя найти.

Персия с чудными фресками
И синевой куполов,
Где храмы пестрят арабесками
В свете прожекторов…

И если «Тойота» буксует
В песках цвета спелой ржи,
По компасу поцелуя
Ты мне путь укажи,

И я найду тебя в Персии,
Если пойду на восток…
И пусть никогда не кончится
В песочных часах песок.

2000 г.

Гадание по чёрточкам.

1.

Я нарисую чёрточки
И помолюсь на чёртика,
И сложатся мои чёрточки
Во что-то очень нечеткое.

Увижу черты точеные,
И что-то мрачное, черное
В сердце моем останется,
И сердце сразу состарится.
2.

Город отравлен крысами,
Истоптан тысячью ног.
Там, у замершей пристани,
Я завязал узелок.

Ночью небо качается
Тысячами светил.
Я замерзаю настолько,
Насколько сильно любил.

Это мне наказание
За то, что не принял мир.
Снежная гладь подернулась
Тысячами светил.
3.

Анчар, гаданье по чёрточкам
И чар созвездия чётные
На бархате неба чёрном,
И я засыпаю над чётками.

Ты
не вернулась
за чёртиком. . .




***
Я узнал тебя по полёту,
По печальному взмаху крыльев,
По могучему стуку сердца,
По прерванной мысли.
По полёту -
Ты ближе к солнцу,
По опасности -
Как горячий жгут на шее.
Обруч солнца.
Будем садиться.

ПОВЕСТЬ.

по северу легко скользила лодочка
по осени в город они уезжали
на расхожее выражение отвечал матом
на длинной дистанции выстрел в спину

и плыли двое к маленькому домику
и в холод огонь из углей выдували
пробивал угол из автомата
я падал а кто-то бежал мимо

на ней была её его кофточка
и в счастье друг друга они обнимали
и кричал но ангелы были не в латах
и в нём я узнал своего друга

на нём была его её родинка
и вместе про вьюгу они забывали
а в испачканной кровью белых халатах
и храме моём поднялась вьюга


ЦВЕТЫ

1.
Поэтическое начало,
Прозаический финал.
Голубая волна фиалок,
Гиацинтовый филиал.

Я тебе не дарил это море,
Я дарил тебе только боль,
А она залегла там, где корень,
Подфиалковая любовь.

2.
Расскажи мне, старый садовник,
Как распускаются розы?
Может, они боятся,
Что их непременно срежут?

Мне ответил старый садовник:
“Цветы ничего не боятся,
Они родятся для солнца,
А умирают для нас… “

3.
Я тебе не дарил эти розы,
Я дарил тебе боль и страх.
А они как пыльца мимозы-
Желтым инеем на губах…

На прощанье, покорный страсти,
Я простёр два синих крыла.
Вот фиалковое ненастье,
Гиацинтовая синева…




ЛАВКА ОТКРЫТА

Свет мой священный в узком оконце!
Лавка открыта, давка грядёт.
Здесь бакалея, сахар и манна,
Люди заполнили узкий проход,

А там – пантомима. Люди смеются,
Карлик уродливый песни поёт…
Но лишь закрою узкие ставни,
Мигом исчезнет странный народ.



ПОСВ. Ф.Г. ЛОРКА

Бесприметно и беспримерно,
Как в Валенсии лёгкие лодки,
От Севильи до Картахены
Андалузские плачут красотки.

Будет помнить небо Гранады,
Как фашистские рвались гранаты.
Будет помнить оно и подавно,
Как тогда он просил: «Не надо…»

Слово «фашио» пахнет фальшью.
Чтобы плыть в «революцию» дальше,
Приезжают на черных* машинах
И увозят врагов режима.

У Мадрида, Берлина, Рима
Что за странная необходимость -
Безвозвратно и необратимо,
Чтоб потом не нашли могилу?..

У любого больного режима
Есть проктологи в чёрных машинах,
У него - лишь перо, и чернила,
И деревьев оливковых сила,

И отвага испанской гитары,
И бескрайнее небо Гранады…
И тогда, умоляя не надо,
Он хотел лишь вернуться обратно…








ОСВЕНЦИМ

Пожилой мужчина из очереди в Сберкассу:
«Евреи во всём виноваты, разворовали Россию…»

Я помню тот странный орнамент
На стенах, кривых от зеркал,
И как на борьбу с еврейством
Арийский еврей призывал.

Ты первый бросаешь камень,
Сам не зная в кого,
И снова в седой Варшаве
Сгоняют в Гетто жидов.

Никогда не осядет пепел,
Никогда не отключат газ,
И какой-нибудь новый Освенцим
С радостью примет нас.

И, набивая вагоны
Массой невинных душ,
Нас повезут от перрона
Прямо под газовый душ.

И будут рушиться зданья,
И душегубки тлеть,
И только «Edem des sеines»
Будет в ночи гореть…

Дяденька, не надо…



КАЗНЬ НЕВИДИМКИ

Неслышно ниспадает у невидимки плащ,
На площадь наклоненным привёл его палач.
С топорным топорищем заточенный топор,
Отточены движенья. Он точен, скуп и скор.

Заносит он оружье, заносится душа.
Изношенное сердце танцует антраша.
О, все вокруг, узрите невиданный конец!
…Неслышно ниспадает невидимый венец.




***

Сейчас я, наверно, в раю,
Так что ж твой святой грустит?
Разбились о смерть мою
Цепь, колесо и винт.

Пошли против ветра древко
Своей двужильной рукой,
А после также легко
Над жертвой частушку спой.

Ведь все во власти твоей:
И омут, и пули полет,
И пасти хищных зверей,
И то, что нас всех убьет…

Кастанеда курил о тебе,
Но грустит одинокий святой.
Катится мяч по траве,
Пока не остановит его
нога ребенка …

октябрь 2004.

***
Он срезать хотел длинный крюк
Иль рану смочить на ноге.
«Пророк!» - заорали вокруг,
Когда он пошёл по воде.

И все закричали: «Он сын
Того, что Адама создал!»
Но где-то вбивали кресты,
И гнал по воде его страх.

Кричала толпа, что есть сил:
«Да нет, это Бог, как пить дать!»
И кто-то пергамент схватил
И стал на ходу сочинять.

Потом было много крестов,
Крестовых походов, костров,
И книги с подачи дельцов
Писались и правились вновь.

Когда ты не хочешь один
В историю вбить этот клин,
Изволь океан обойти,
Не то от судьбы не уйти.

Изволь океан обойти,
Тогда будет легче в пути.

------------------------------

16 чёрных королев
на шахматной доске
доска лежит на самом дне
в кораллах и песке.

и рыбы что на дне живут
едят и говорят
на них по жизни ссат и срут
такой друзья расклад

однажды я на дно нырнул
поплавать среди скал
и вот сквозь тину и говно
ЕЁ я увидал

ЕЁ отмыл я от говна
такой друзья расклад
но как-то сходу мне ОНА
поставила бля мат

с тех пор всех чёрных

Hosted by uCoz